Внук сотника - Страница 96

– Андрей, так было?

Немой кивнул.

– Я сначала отказался, и это было глупостью, потому, что братья решили, будто я испугался. Миром было уже не разойтись. Тогда я предложил Петру бить первым. Он не стал. Я предложил еще раз, он опять не стал. Ему было непривычно вот так – сразу, надо было сначала потолкаться, всякими словами друг друга обозвать, разозлиться, как это обычно бывает у мальчишек. Но тогда их пришлось бы бить крепко. Поэтому я ударил сам, но так, чтобы только ошеломить, без вреда для здоровья. Павел после этого отбежал, и было похоже на то, что все закончилось.

Я пошел к воротам, но Петр и Павел кинулись на меня сзади. Ростислав как раз в это время входил в ворота, увидел, что на меня нападают сзади вдвоем. Он никого не бил, а просто прикрыл меня своим телом, чтобы на меня не напали с двух сторон. Он тоже не знал, что для меня это нестрашно. От столкновения оба упали. Павел стал звать на помощь и, когда на его крик явились Семен и, Панкрат, приказал вязать Ростислава и угрожал ему казнью.

Я вступился за него, так же как перед тем он вступился за меня. Чтобы не доводить дело до крови, а иначе мне с двумя холопами было бы не справиться, я вызвал свистом Кузьму и Демьяна. Когда они вышли, я напомнил Семену и Панкрату, что мы втроем завалили троих татей в переулке. Это подействовало – они смутились. После этого Петр сказал, что берет всю вину на себя, и велел Семену и Панкрату уходить.

Десятнику Андрею из окна было хорошо видно, что со стороны Ростислава никакого рукоприкладства не было. Павел и Ростислав столкнулись на бегу телами и оба упали.

– Все?

Немой кивнул.

– Старшина «Младшей стражи» Михаил! Встань рядом с десятником Андреем. Если соврешь, грех будет на нем. Рассказывай, как было дело.

– Подтверждаю все, сказанное десятником Андреем через меня. Добавить к сказанному могу только одно: Петр и Ростислав повели себя достойно. Ростислав кинулся меня защищать, думая, что мне угрожает опасность, а Петр, несмотря на то что был бит, поступил справедливо и пресек возможное опасное продолжение дела.

– Кто еще может что-нибудь добавить? Никто? Никифор, можешь кого-то во лжи уличить?

– Нет.

– Для кого и какого наказания просишь? Какое удовлетворение хочешь для себя?

– Пашку, паскудника, накажу сам – по-родительски. Петра… надо бы наказать, да правильно себя повел под конец. Прощаю. У тебя, Корней Агеич, прошу прощения за то, что сгрубил невольно, а Михайлу благодарю, что не стал моих балбесов в полную силу бить, хотя и заслуживали. Холопу Роське прошу определить наказание за вмешательство в дела межродственные и нападение на хозяйского сына.

– Так! – Дед встал с лавки. – Слушай приговор! Тебе, Никифор, порицание за плохое воспитание младшего сына. Коварным, лживым и подлым растет, тебе же на старости лет от этого худо может быть. Задумайся, Никифор. Тебе же похвала за старшего сына – крепким и честным мужем станет. Тебе же порицание за распущенность твоих холопов: на твоих же племянников наперли так, что железом отпугивать пришлось. Они у тебя кто – закупы?

– Взяты в холопы за долги.

– Вира за грубость к родственникам хозяина – увеличение долга на три куны каждому. Холопа Роську, за вмешательство в дела межродственные и нападение на хозяйского сына, хотя и без побоев и вреда для здоровья, наказать телесно – плетьми. Наказать умеренно, без вреда для здоровья. Телесное наказание может быть заменено вирой ценой в одну гривну, но при условии, что уплативший виру должен выкупить и холопа Роську, понеже виноватого и ненаказанного холопа в доме оставлять нельзя, дабы другим рабам дурного примера не было.

«Дурацкий какой-то приговор. Совершенно же ясно, что Росъку спровоцировали обстоятельства и злого умысла у него не было. И условие выкупа какое-то странное… Да будет вам, сэр Майкл, вспомните, как вас самого Смольненский федеральный суд славного города Санкт-Петербурга судил. Даже прокурор толком суть обвинения объяснить не мог. Приказали им – и судили, потому что так решил кто-то в Москве. Попали под кампанию, как под трамвай. Это уже в Крестах у вас превышение меры необходимой самообороны случилось… Все так, но кто и что мог деду приказать? Ни хрена не понимаю!»

– Никифор, – продолжал между тем дед – приговор понятен?

– Да, батюшка Корней Агеич! Принимаю и обязуюсь исполнить.

– Десятник Андрей, приговор понятен? Немой кивнул.

– Кто-нибудь виру и выкуп за холопа Роську внести желает?

– Андрей! – Мишка толкнул Немого в бок. – Роську выручать надо. Мне нельзя, выкупать взрослый должен.

Немой снова взял Мишку за плечо и выдвинул вперед.

– Десятник Андрей желает!

– Никифор, твое слово!

– Ха! У меня холопы дорогие! Сколько даешь?

«Блин, торговаться-то я и не умею! Профессионалу продую наверняка!»

– А сколько запрашиваешь? – раздался над ухом еле слышный голос Ходока.

– А сколько запрашиваешь, Никифор Палыч? – повторил подсказку Мишка.

– Сначала виру выложи.

Снова шепот сзади:

– Дай сарацинский перстень.

– Вот! – Мишка выложил на стол перед дедом подарок, полученный от мусульманина.

Дед повертел перстень в руках.

– Тяжел, камень крупный – за гривну пойдет!

– Так сколько запрашиваешь, Никифор Палыч? – снова обратился к дядьке Мишка.

– У Роськи цены еще не было – он в бою взят. Ты предлагай, а я подумаю.

– Удвой, – снова прошептал Ходок.

– Даю еще гривну!

– Покажи деньги!

Мишка высыпал на стол свою долю монет, найденных в скоморошьем фургоне.

– Мало!

– Сколько ж ты хочешь?